13907
1
Дискуссия о том как воевали наши предки, плохо или хорошо, в ВОВ — бесконечна. Однозначно, что если у тебя есть толковый командир, твои шансы выжить неплохи, а с дураком пц всем. Давно уже, один ветеран рассказывал как его роту, усиленную "чужими" (чел. ~200), бросили затыкать какую-то дыру в нашей обороне в р-н Кривого Рога. Задача была держать "до последней капли крови" единственную дорогу, которой могли воспользоваться немецкие танки. Танки остановить и умереть — благодать! Роту пригнали на место, отгрузили чуть не целую "полуторку" противотанковых гранат, сказали, что танков завтра наверное придет много и уехали. Жить им оставалось меньше суток. НИКАКИХ других противотанковых средств не обеспечили. Командир осмотрел местность и приказал: — Стыдно, люди к нам в гости из Германии едут, а у нас дорога такая разбитая. "Свихнулся наверно от страха" — подумали многие. Командир продолжил: — Всем вытряхнуть все из вещмешков и за мной. Рота пошла к ближайшему от дороги холму шлака, с какой-то металургической фабрики неподалеку. Командир заставил набирать в мешки шлак и нести к насыпи. На саму дорогу шлак сыпался неравномерно, побольше там где дорога в горочку идет. — Чтоб им нескользко было — бубнил командир. Шлакозасып продолжался очень долго, все мешки были изорваны в лохмотья, лопатки сточились до черенков. Засыпали чуть не два километра дороги. Народ злой и усталый, теперь ведь еще и окапываться полночи. Утром с шлакогор подали сигнал: "Вижу танки". Сжимая свои почти бесполезные гранаты, солдаты знали, что жизнь закончилась. Наконец танки начали заходить на "благоустроенную" дорогу. Третий танк колонны потерял гусеницу первым, а через минуту эта эпидемия охватила остальные машины, числом восемь. Стоячий танк, если его не злить, штука не опасная. Не совсем поняв, вас ис дас, немцы угробили и танк-эвакуатор. Пехота у немцев не дурная, вперед без танков не пойдет — затор. Нашим на них "За Сталина" нарываться, тоже нет резона. Командир, формально выполнивший боевое задание — остановить танки, посылает гонца найти хоть какое начальство и передать "Задача выполнена. Потерь нет" Гонец принес хорошую новость: Ночью можете уходить, сзади есть оборона. Будет возможность, накроем потом артиллерией. Секрет командира в его образовании техника по холодной обработке металлов. Никельшлаки — отходы металлургии, страшный абразив, лишь немного уступающий корунду и оксиду алюминия. Никакие пальцы гусениц не выдержат издевательства такой дрянью, и что приятно — гусеница приходит в негодность целиком, забирая с собой большую часть всего привода.
Ссылки по теме:
- На Донбассе военная украинская колонна едва не проехала по людям
- Бронетанковый музей в Кубинке
- Фотоприкол онлайн
- Как один побег изменил ход всей войны
- Советская военная техника на вооружении вермахта.
Новости партнёров
реклама
1.Выложить три тупых поста.(https://fishki.net/profile/432942)https://fishki.net/profile/432942)
2.Получить за эти посты в сумме -33
3.Озлобиться и дать задушить себя жабе.
4.Начать тотально критиковать другие посты
5.Повторять свой пост бесчисленное количество раз.
http://nik-shumilin.narod.ru/http://nik-shumilin.narod.ru/
Немцы не торопились. Они всё делали по науке. Приводили к бою зенитные батареи. Они хотели сразу и наверняка ударить по лежащей в снегу нашей пехоте. Тем более, что мы лежали и не шевелились.
Сигнала на атаку не было. Приказа на отход не последовало. Немцы, видно, удивились на наше упорство и бестолковость. Лежат, как идиоты, и ждут, пока их расстреляют в упор! Наконец, у них 120 лопнуло терпение.
Зенитка, — это не полевое орудие, которое после каждого выстрела нужно снова заряжать. Зенитка автоматически выбрасывает целую кассету снарядов. Она может стрелять одиночными, парными и короткими очередями. Из ствола зенитки от одного нажатия педали вылетают сразу один раскаленный трассирующий, а другой — фугасный снаряд. По каждому живому солдату, попавшему в оптический прицел, немцы стали пускать их сразу по два, для верности. Один трассирующий, раскаленный, а другой невидимый, фугасный. Они сначала стали бить по бегущим. Бегущий делал два-три шага, и его разрывало зарядом на куски.
Сначала побежали телефонисты, под видом исправления обрыва на проводе. Потом не выдержали паникеры и слабые духом стрелки. Над снегом от них полетели кровавые клочья и обрывки шинелей, куски алого мяса, оторванные кисти рук, оголенные челюсти и 121 сгустки кишок. Тех, кто не выдержал, кто срывался с места, снаряд догонял на третьем шагу. Человека ловили в оптический прицел, и он тут же, через секунду исчезал с лица земли. Взвод Черняева однажды побежал под обстрелом. Они знали, чем потом обернулось это. Мои солдаты лежали, посматривали на меня, на немецкие зенитки и разорванные трупы бежавших.
Ординарец отполз несколько в сторону, он хотел посмотреть, что -27- там делается на краю кустов. Но любопытство сгубило его. Вот он вдруг встревожился, перевернулся на месте и в два прыжка оказался около меня. И не успел он коснуться земли, как его двумя снарядами ударило в спину. Его разорвало пополам. В лицо мне брызнуло 122 кишками.
Зачем он поднялся и бросился ко мне?
— Товарищ лейтенант! Там… — успел он выкрикнуть 123 перед смертью.
Красным веером окрасился около меня снег. Жизнь его оборвалась мгновенно.
Появились раненые солдаты. Они ползли, оставляя за собой кровавый след на снегу. В оптический прицел они были хорошо видны. Очередной двойной выстрел добивал их на 124 пути.
Лежавший рядом телефонист вытаращил на меня глаза. Я велел ему лежать, а он меня не послушал. Я лежал под деревом и смотрел по сторонам, что 125 творилось кругом. Я лежал и не двигался.
Телефонист был убит при попытке подняться на ноги. Снаряд ударил ему в голову и разломил череп надвое, подкинул кверху его железную каску, и обезглавленное тело глухо ударилось в снег. Откуда-то сверху прилетел рукав с голой кистью. [Она, как] Варежка, как у детей, болталась на шнурке. Пальцы шевельнулись. Оторванная рука была ещё жива.
Все, кто пытался бежать или в панике рвануться с места, попадали в оптический прицел. Я смотрел на зенитки, на падающих в агонии солдат, на пулемётчиков, которые за своими «Максимами» уткнулись в снег. Пулемётчики лежали и не шевелились.
На какое-то мгновение стрельба прекратилась. Теперь по открытому снежному полю никто не бежал. Немцы шарили окулярами по полю, пытаясь выхватить из фона снежных сугробов очередную жертву.
И вот новый удар разбил ствол и щит станкового пулемета, обмотанного марлей и куском простыни. Приникшие к снегу, тела пулемётчиков приподнялись и откинулись мертвыми в сторону.
Взвод младшего лейтенанта Черняева лежал в кустах левее меня. Вдруг солдаты зашевелились, и я увидел перед ними немцев с автоматами в руках. Они незаметно спустились с обрыва и шли по кустам туда, где лежали солдаты Черняева. Вот что хотел мне сообщить ординарец.
Выскочить из кустов на открытое поле было немыслимо. По кустам немцы вели беглый огонь из зениток. Но огонь их был не прицельным, и 126 большинство солдат пока 127 были живы. Но вот град снарядов заскользил по самому снегу. В кустах у Черняева появились убитые и раненые. Я увидел, как несколько уцелевших солдат поднялись на ноги и подняли руки кверху.
Из оружия я имел при себе только один пистолет. Автомат ординарца куда-то отбросило. Стрелять из пистолета по немцам было бесполезно.
-28- Я достал пистолет, хотел даже прицелиться, но раздумал и положил его за пазуху. Немцы шли вдоль кустов в моём направлении.
Шли, не торопясь, и часто останавливались. Они поддевали сапогами лежащего, нагибались и рассматривали убитых 128 солдат. Потом снова шли и опять останавливались, собирались кучей вокруг лежащего в снегу. Обступали его со всех сторон, начинали галдеть и подымали на ноги 129 раненого.
Мне нужно было что-то срочно предпринять. Медлить было нельзя. Немцы с каждым шагом всё ближе приближались ко мне. И я, не выпуская створа ветвистого дерева, покрытого пушистым белым налётом инея, стал пятиться задом по снежному полю. Я полз, не останавливаясь, не делая передышки, посматривая на ствол дерева и зенитки, прикрытые белыми ветвями. И в то же время я не спускал глаз с немцев, которые шли по кустам.
Если бы немцы оторвали свои взгляды от лежавших на снегу раненых и убитых солдат, то они бы сразу же заметили меня. Но немцы были заняты своим кровавым делом. Они смотрели себе под ноги, переходили с места на место, что-то извлекали из солдатских карманов, добивали раненых и фотографировали тела убитых. Взгляд немцев был прикован к кровавой тропе, и это позволило мне отползти от них на приличное расстояние. Но в первый момент они были от меня в шагах двадцати.
Я полз по глубокому снегу, не как солдат, по-пластунски, головой вперёд, а пятился задом как рак, интенсивно работая руками и ногами и всё это время смотрел на дерево, и старался не уйти из его створа в сторону.
Я выбился из сил. Было трудно дышать. Я вытирал глаза рукавом и тут же снова обливался потом.
— Это тебе не по-пластунски ползать, — подумал я.
От кустов до леса было километра три 16. Снежное поле всё время поднимается в гору. Я твёрдо знал, что отползая по снегу задом таким нелепым и неестественным образом, я не выйду из створа пушистого дерева.
Если немцы, идущие вдоль кустов, остановятся и пристально глянут в мою сторону, я могу затаиться в снегу. Мне видно дерево, зенитку и всю группу немцев.
Вот параллельно моему направлению метрах в двадцати в стороне идет кровавый след на снегу. Вдавленный снег с кровавыми полосами.
Примятая борозда местами чистая, а местами с большими кровавыми подтеками. Кто-то раньше меня здесь прополз. Здесь раненый отдыхал, под ним [собиралась] лужа крови, здесь он с усилием полз, — размытые 130 полосы крови.
Но вот он и сам лежит в конце борозды. Я подползаю к лежащему, он в окровавленном маскхалате. Вглядываюсь в бледное, землистого цвета лицо и невольно вздрагиваю. Это командир 4-й роты Татаринов.
-29- Он откинулся на спину. Рот у него открыт. Глаза неподвижно уставились в небо. В небе не увидишь родную Сибирь. Капюшон маскхалата был откинут. Он лежал без шапки, и волосы его чуть шевелились на ветру. И это меня в первый момент обмануло. Мне даже показалось, что он ещё жив, просто лежит, отдыхает и копит силы. Я повернул в его сторону и хотел, было, ползти к нему. Но, взглянув в лицо, я увидел. У меня при выдохе изо рта вырывался белый пар. А он лежал с открытым ртом без всякой струйки выдоха на морозе. А должен был часто и тяжело дышать.
Что-то мелькнуло сбоку в глазах. Я обернулся. Смотрю, — с правого фланга из снега выскочили вдруг человек двадцать солдат, выскочили и врассыпную бросились бежать в разные стороны. И в тот же миг по ним ударили из всех зениток. Что заставило их вскочить и бежать по глубокому снегу в открытое поле? Немцев с автоматами с той стороны не было видно. Эти вспорхнули, как стая воробушков и попадали в снег. От них полетели только клочья шинелей.
Вот ещё и ещё мелкие группы соседнего батальона, поддавшись порыву, разлетелись на куски. Ни один не ушёл с открытого поля.
Смерть хватала их сразу мертвой хваткой. Одни исчезали сразу, разлетевшись на куски 131, другие оставались лежать неподвижно. 132 Они делали последние вдохи 133 и угасали, теряя сознание. Кошмарное кровавое побоище было в разгаре. Оно не для одной сотни солдат навсегда остановило время. Наступила зловещая тишина.
Я лежал в снегу, тяжело дышал, зная, что мне нужно ещё ползти. Но передо мной неожиданно выросла во весь рост идущая по глубокому снегу, фигура солдата. Пожилой солдат был без маскхалата, без винтовки, в серой шинели. Он медленно, не торопясь, как бы показывая, что он заколдован от зениток, шёл, размахивая руками, и потрясая в воздухе кулаком. Он останавливался, выкрикивал ругательства. На лице у него было остервенение и возмущение всему тому, что ему пришлось пережить и увидеть на белом снегу.
Он то и дело останавливался, опускался на колени, подымал руки к небу и неистово стонал.
Немцы, вероятно, наблюдали за ним. Они развлекались необычным представлением. Они видели перед собой человека, презревшего зенитные снаряды и смерть. Они не стреляли в него.
Кругом всё живое давно было мёртвым. Всё, что шевелилось и двигалось, мгновенно расстреливалось 134. А этот шёл и только он один, забавляя их, двигался во весь рост по снежному полю. Немцы, видно, хотели оставить его, как свидетеля, чтобы он поведал нашим в тылу.
Для справки: Gott mit uns(с нами бог)- надпись на пряжках немецких солдат.
Русские не сдаются
Может ещё начнем с ещё более ранних периодов? можно с эпохи неолита начать.
Я изучал историю вооружений Европы, Руси (в последствии - России)18 лет. Большую часть этого вооружения носил и использовал (реконструкция).
Долго и много спорить, на предмет Западной и Греческой модели развития Руси и влияния соседних государств на неё можно,, но я это предпочту делать в среде тех, кто этим занимается профессионально.
Я более склонен доверять прекрасной сохранности грамотам Ливонского Ордена (извиняюсь за ошибку в своих предыдущих сообщениях - как раз изучал именно причины падения Ордена Тевтонов и попутал) , чем плохо сохранившейся бересте.
Александр умело поставил под первый, таранный, удар своих легких пехотинцев и, когда рыцари завязли в них, ударил с двух сторон дружиной. Это был один из самых умелых полководцев истории.
Береста кстати хорошо сохранившаяся, говорю же уникальность новгородской глины))
По поводу полководца согласен, таких еще поискать...
Рад, что вы относитесь к редчайшей категории людей, которая умеет признавать чужое мнение, не отказываясь от своего.
В ответ - готов признать, что и мои данные могут быть искаженными, а ваши истинными.
Пусть труд археологов разрешит наш вопрос, когда-нибудь!
Но уже 24 июля 1941 г., т.е. практически через месяц после начала Великой Отечественной войны, в дневнике начальника Генерального штаба Сухопутных войск Германии генерала Гальдера, появилась запись из обращения главкома сухопутных войск генерал-фельдмаршала фон Браухича к участникам совещания, которое тогда проводилось: «Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник».
И пусть никто и никогда не пытается больше доказывать Вам, что англо-французы были более «эффективны», в своей недолгой войне в 1940 году, чем Красная Армия в 1941.